
А М Ы Н Е А Н Г Е Л Ы, П А Р Е Н Ь, Н Е Т, М Ы
не ангелы
её слишком часто записывали в святые (ей и правда идёт белый) и правильные девочки, которые никогда не совершают ошибок и всегда и во всём выглядят и д е а л ь н о, что бы не делали, что бы на себя не надели, какими бы ярлыками и взглядами не кололи спину. и таким как она никогда не удастся отмыть и отмолить даже самый лёгкий грех, соверши который кто-то другой - никто и не обратил бы внимания. но ей нельзя. не позволено. не заслужила. родилась не с тем рангом и с огромным грузом ответственности, что пришёл с самым первым её вдохом. если бы у неё было право голоса, если бы она сама могла выбирать семью, в какой родиться - никогда не согласилась бы носить фамилию бэ. никогда. именно из-за этого её сейчас окружает густой ночной лондонский туман, что прячет её от всех проблем в своих холодных объятиях, заставляя вздрагивать каждый раз, ведь в очередной раз забыла подумать о самой себе и накинуть хотя бы лёгкую кофточку на плечи. айрин нужно было время наедине с самой собой, где нет «чужих» взглядов с фотографий, что почти по всей квартире; где нет такого надоедливого рингтона (надо бы сменить) телефона, что будто по мозгам кувалдой бьёт, оповещая об очередном человеке, которому так важно именно сейчас - посреди ночи (эта дурацкая разница во времени) - услышать её голос и снова довести до истерики, которую она не покажет никому, кроме своего же отражения в зеркале, спрятавшись за дверьми ванной комнаты; где она просто сможет спокойно поплакать, не боясь чужого осуждения, ведь нормальные люди в это время спокойно спят в своих кроватях. айрин нельзя назвать нормальной. как и всю её семью. отвратительно.
ей повезло, просто неимоверно повезло, что саша сейчас не живёт с ней, иначе не избежала бы нравоучительных нотаций (на самом деле это всё его забота, пусть многие и не верят, что он на такое способен - слишком плохо его знают, либо не представляют для него никакой важности). она даже благодарна, что сейчас может наслаждаться своим одиночеством, ведь только оно способно выдержать даже самые ужасные её мысли по отношению к самой себе и все её срывы, что так элегантно скрывает за масками, стоит только оказаться среди обычных - нормальных - людей. айрин даже не против, если сейчас из кустов или из-за дерева, что прямо за её скамейкой, выпрыгнет какой-нибудь маньяк и воткнёт ей нож в шею - самый быстрый и лёгкий способ решить проблемы, что так внезапно подкинул её собственный отец, вынося мозг на протяжении уже нескольких дней, не давая выспаться и отвлечься от всего хотя бы на пару чёртовых минут. всхлипывает пару раз, пытаясь успокоить сама себя и разглядеть сквозь густой туман звёзды на ночном небе (бесполезная затея, но отвлекает очень хорошо). а в голове будто трек на повторе разговор, что завершила хлопнув крышкой ноутбука больше часа назад.
айрин давно перестала называть отца «папочкой» и даже просто «папой» давно не зовёт, исключительно строгое «отец» или «мистер бэ», пытаясь показать границы каждого из них, если рядом находятся значимые для него (для его бизнеса, если точнее) люди. ей была запрещена детская привязанность и привычки, её с рождения учили быть леди, чтобы ни за что не посмела опозорить (сейчас очень об этом жалеет, ведь вдруг всё сложилось бы совершенно по другому сценарию). для неё прописали план идеальной и правильной жизни, чему она была обязана следовать, даже вопреки своим желаниям и предпочтениям, которые нужно было душить самостоятельно, глотая злость, обиду, залитые своими же слезами, которые тоже были запрещены. если честно, айрин проще составить список того, что ей можно, чем нельзя, быстрее и короче получится. это чёртово «д о л ж н а» уже на подкорку записано и будто вытатуировано невидимыми чернилами по всему телу. и почему-то каждый чёртов раз этот список пополняется любыми прихотями отца. каждый. чёртов. раз. смахивает со щеки прилипшую от ветра к её личному водопаду, что можно заметить не так часто, прядь волос, покидая это пристанище своего одиночества и бредя, немного спотыкаясь, по направлению к дому, что встретит очередным воем мобильного, специально оставленным, будто наказан жизнью он, а не его хозяйка.

М О Ж Е Т П О Р А В Н И З, Т А М Г Д Е Т Ы Д Ы Ш И Ш Ь Т Е Л О М
Б Р О С Ь С В О Й П У С Т О Й Л И С Т, [indent] [indent] [indent] [indent] [indent]
твари
[indent] [indent] [indent] Н Е Х О Д Я Т В Б Е Л О М
айрин не выспалась. в очередной раз. на удивление в кабинете куратора спалось ей куда лучше, может потому, что телефон был выключен (не ей самой), чем в собственной кровати общей с сашей квартиры. единственный вчерашний выходной улетел в дыру и айрин до безумия жаль, что не проторчала даже вчера на работе с пациентами, подменяя очередную «подругу»-коллегу, загружая свои плечи очередной не своей сменой и даже не в своём отделении. куратор об этом знал и именно он отправил её вчера домой чуть ли не пинком под зад, в надежде, что она отдохнёт, ведь это был первый выходной за две недели. но его надежды не оправдались, а синяки под глазами мисс бэ стали ещё темнее, а глаза будто окончательно потеряли тот огонёк, что заставлял толкать её первой к пациентам, ведь они её так любили, она только своим присутствием вселяла в них жизнь, но, кажется, из неё саму эту жизнь будто высосали.
- когда эвелин вернётся? на мои звонки она не отвечает, - сэр джонстон, не спрашивая нужно ей это или нет, тянется к шприцу с какими-то витаминами, которых, по его мнению, одной из лучших ординаторов под его руководством не хватает. жестом просит протянуть руку и не давая даже собраться с мыслями, морально настроиться, попадает прямо в вену, заставляя айрин ойкнуть и прищуриться, что у него улыбку вызывает (она бы назвала её родительской, но откуда ей знать, её родители ей так никогда не улыбались). сэр джонстон всегда удивляется и смеётся с этого её страха иголок, в шутку возмущаясь, что орудовать скальпелем по чужому телу, оказываясь по уши (преувеличено в сотни раз) в крови, ей не страшно, а от вида иголок и шприцов в её глазах отчётливо можно прочитать такой детский страх. - не знаю, мне она тоже не отвечает, а лили ещё несколько недель в больничной палате проведёт, - отзывается, всё ещё боясь открыть глаза. айрин подменяет сразу двоих: эвелин уехала в романтическое путешествие с каким-то новым папиком, ещё и заставила чувствовать себя виноватой, ведь «это ты родилась богатой и можешь рвануть в майами хоть сейчас, а у меня такой возможности может больше не появиться!»; лили - самая приятная из новеньких в отделении скорой помощи - сама оказалась на операционном столе, из-за чего извиняется перед айрин каждый раз, стоит ей навестить её в палате, занося очередные любимые фрукты. может мисс бэ и не жалеет себя, может так сильно любит свою работу и эту больницу, а может ей просто нужно было отвлечься от «семейных» разговоров с отцом, что нещадно выносит мозг изо дня в день, заставляя ненавидеть эту жизнь всё больше и больше. - эта неделя последняя, имей в виду, хватит так издеваться над собой, поняла? - обычный кивок головой и быстрым шагом из кабинета к пациентам, хотя она бы даже была рада откинуться от переутомления прямо здесь и сейчас, чтобы не встречаться лицом к лицу с проблемами, что ожидают её впереди по поручению её же отца.
у айрин не хватает времени даже на обычное совместное распитие кофе в ординаторской, что уж говорить про местные сплетни, что уже которую неделю проходят мимо её ушей (она, если честно, даже рада). она даже рада, что интерн эвелин, доставшийся айрин по жеребьёвке, которую она теперь люто ненавидит, вечно где-то пропадает и не мешается под ногами, иначе из-за её не затыкающегося рта (они с эвелин как близнецы) можно было бы сойти с ума. но именно сейчас айрин находит мэри-джейн в одной из палат, где она так энергично размахивает руками и поддакивает каждому слову, что цитируется из какой-то газетёнки в руках пациентки преклонного возраста. - ох, айрин, надеюсь, ты уже с ним разорвала все связи и дала пару пощёчин? - наигранно взволнованно, будто перепутала театральную сцену с больницей. - что прости? - мисс бэ не понимает сути разговора и старается не обращать на это внимания, проверяя карты пациентов, чтобы напомнить о процедурах и парочке сменить капельницу, чем вообще-то и должна была заниматься мэри, но вести «светские» беседы ведь куда интереснее, чем работать, верно? поверх карты пациента, которого нужно было отправить на выписку ещё вчера, ложится газета с таким знакомым лицом и фамилией крупными буквами, но айрин отмахивается, бурча, что ей некогда, ведь нужно исправлять чужие ошибки, поэтому мэри-джейн зачитывает (в очередной раз) статью на всю палату, не стесняясь вставлять свои колкие замечания, что выводят айрин из себя даже куда больше этой мерзкой статьи. но она держится, не может прямо сейчас скинуть свою (такую привычную всем) маску, но интерн не затыкается. она всё говорит и говорит, говорит и говорит, унижая ординатора и по совместительству лучшего друга мисс бэ, из-за чего у неё в руках трещит и ломается пополам ручка, заботливо отправленная в карман белого халата, чтобы ни один пластиковый осколочек не упал на пол. - закрой рот. слишком холодно для такой милой с пациентами айрин. слишком по-доброму для такой мерзкой мэри-джейн, что удивлена такой реакцией и задаёт такое дурацкое «что?», будто совсем не понимает и не умеет читать ситуацию.
айрин тащит интерна за руку, вцепившись мёртвой хваткой, из палаты, как только закончила со всеми делами и пациентами, к чёрной лестнице, где их никто не услышит (хотя плевать, пусть слушают). толкает мэри к стене, громко хлопая дверью и даже не пытаясь оглядеться, чтобы убедиться, что они здесь одни. - запомни раз и навсегда, идиотка, ты не должна и не имеешь права обсуждать своих коллег при пациентах. н и к о г д а, - слишком злой и холодный тон, как и взгляд слишком пугающий, из-за чего мэри-джейн ещё больше вжимается в стену, таращась на расхваленного всеми ординатора так, будто перед ней самый страшный и мстительный призрак. - ты можешь хоть все сплетни мира обсудить, хоть миллион теорий и историй придумать про нас с сашей, заламывать руки и бить себя в грудь, комментируя каждое слово своим никчёмным мнением, полным желчи, зависти и злобы, но всё это - исключительно в ординаторской. ничто не должно разноситься по стенам больницы. и уж тем более ничто из сказанного в ординаторской, особенно касающееся чужой личной жизни, не должно доходить до ушей пациентов, поняла? не слышу ответа, - айрин ненавидит таких людей, как стоящая перед ней, трусливо поджавшая хвост гиена, что пару минут назад называла её терпилой, ведь как это можно встречаться с человеком, что изменяет и ничего при этом не делать. бэ уже устала (как и саша) объяснять всем, что они просто друзья, поэтому просто смирились и не реагируют на большую часть сплетен, но такое айрин пропустить и простить не смогла. и не сможет, когда дело касается близкого сердцу и душе человека. - пока оставлю этот разговор между нами, но если хоть ещё раз услышу, что ты вытворяешь подобное, пойдёшь на ковёр к глав.врачу, и, поверь, ты вылетишь отсюда за пару секунд и будешь считать везением, если тебя примут в какую-нибудь другую больницу. а теперь - потеряйся и не попадайся ближайшие сутки мне на глаза. и саше, желательно, тоже.

Т Е М Н Ы Е Т В А Р И И С О Р В А Н Ы П Л А Н К И Н А М,
Е С Л И Н А С С П Р О С Я Т, Ч Е Г О М Ы Х О Т Е Л И Б Ы, М Ы Б Ы
взлетели
айрин злится. до сих пор, пусть и старается приветливо и заботливо улыбаться пациентам. потирает плечи от усталости, наконец-то оказываясь на свободе от работы не своей смены. впервые искренне улыбается, заходя в ординаторскую и видя того самого родного человека в одиночестве в полумраке с той самой идиотской газетой в руках, которую хочется на кусочки разорвать и сжечь в ближайшей урне. но она просто молчит. возможно просто не может найти подходящих слов, а может ей кажется, что за сегодня он уже наслушался всего и сразу. они могли бы и дома всё обсудить, за бутылочкой вина или парочкой банок пива, но в ближайшие пару дней она снова будет проводить ночи на диване в кабинете куратора, надеясь, что саша не будет злиться или вообще этого не узнает, как происходило до сих пор, пока жил со своей уже бывшей девушкой истеричкой и искательницей внимания, судя по огромной фотографии в газетёнке.
- разве можно стать невестой за такой короткий срок... - прикусывает язык, ведь не ей об этом говорить, совсем не ей. ей бы слова поддержки подобрать, но совсем не может, потому что всё ещё злится: на эту ужасную обиженную келли, которая должна была понимать, с каким парнем встречается (давайте будем честны, саша и серьёзные отношения в одном ряду стоять не могут, только тсс); на мэри-джейн, которая отлично справилась со своей миссией и правда не попадалась больше на глаза; на этого идиотского журналиста, который как муха потирал лапки, думая, что поймал неверотяную удачу и такой эксклюзив, будто такие желтые газеты читают нормальные люди, а не такие же отбитые, как келли, что выбрала именно такой способ для мести. - нет, спасибо, мне уже читали это почти в каждой палате разными голосами на перебой, - наверное, слишком яростно для такой спокойной и привычной айрин, комкает эту газету в бумажный шар и выбрасывает в корзину, как самый настоящий баскетболист на своей первой тренировке, ведь промахивается. - знаешь, ты мне вообще-то должен, уже язык болит от того, сколько за день пришлось обелять твою репутацию. хотя ни капли лжи не сказала, такого хорошего специалиста как ты ещё поискать нужно. не каждый из интернов и даже ординаторов дотянется до твоего уровня и это я сейчас совсем не о финансах говорю, - поправляя пару прядей его чёлки, что так лезут ему в глаза, в которых тонет будто влюблённая дурочка, каких у него целый огромный список, но она не одна из, поэтому быстро отводит взгляд и убирает руку в карман халата, где нащупывает ту самую до сих пор не выброшенную сломанную ручку.
она внимательно следит за каждым его движением, а каждое его новое слово заставляет хмуриться всё сильнее и сильнее, спасибо полумраку ординаторской и саша, возможно, этого не заметит. айрин молчит слишком долго, пытаясь понять, как ей действовать дальше и что ему сказать. не может понять, что именно ему хочется услышать, чтобы хоть немного улучшить настроение, если такое, конечно, вообще возможно сейчас. - я бы доверилась, если это ты, - сказала самое банальное, что только возможно, он ведь и без неё это знает, они ведь так долго знакомы, знают друг друга лучше кого-либо ещё, возможно, даже лучше самих себя. ей без него будет сложно. здесь в этих четырёх стенах, что спасало только его присутствие рядом, даже если на разных этажах и в разных отделениях. будто им было друг друга мало в одном университете, а после и в одной квартире. - бросишь меня здесь одну? - полушёпотом, будто только для самой себя, будто они что-то друг другу обещали и связали какой-то невидимой красной нитью. - это несправедливо по отношению к самому же себе, саш. столько лет потратить, чтобы в последний момент сдаться? - а имеет ли она вообще право его отговаривать? может он станет счастливее, если уйдёт? может ему правда станет легче и бремя чужих ожиданий слетит с его плеч? может он первый из них, кто понял, что пора прекращать жить по чужим планам и начать прокладывать свой собственный путь? тогда она его поддержит, как и всегда. и будет надеяться, что у него всё получится, что каждый новый день он будет начинать с улыбкой. ведь хотя бы один из них должен стать счастливым. хотя бы один. и она не против, если это будет он. саша заслужил больше кого-либо другого. - не знаю, что сейчас творится в твоей голове, но... знай, что я всегда останусь на твоей стороне, что бы ты не решил.

В Н Е Б О Н Е Б Ы Т Ь Д О Р О Г Е
Б О Л Ь Н О И Г Л У П О — Н О Т В А Р И Л Е Т А Т Ь
не могут
сегодня её последняя смена за кого-то другого, как бы куратор не возмущался, но она не смогла отказать. и это было совсем не из-за её доброты к окружающим, коллегам, любви к пациентам и белым халатам, а лишь из-за своих проблем, думать о которых она просто у с т а л а. от всего устала, особенно от ожиданий и новых планов семьи на неё саму и на её жизнь в целом, что, кажется, расписана по пунктам до самой её смерти. чувствует себя марионеткой, бережно усаженной в клетку, где она ни шагу, ни слова собственного сделать_сказать не может, ведь обязательно за это поплатится. и именно о своём долге перед семьёй, у которой никогда и ничего не занимала, сейчас и думает, уставившись на камешки под своими ногами, как на самое интересное, что только существует в этом мире. айрин даже не замечает, как возвращается саша, что так заботливо побежал за кофе, чтобы продлить её никчёмную жизнь на эту ночь хоть ещё немного. - спасибо, - старается улыбаться ему, как всегда, как обычно, будто совсем ничего не происходит ни в её жизни, ни в её голове. более-менее приходит в себя от его прикосновения, и уже начинает осознанно вслушиваться в его слова, прокручивая их несколько раз в голове, чтобы отогнать свои мысли, в который она будто в лианах запуталась и вот-вот будет задушена. - могу надеяться на свой любимый приготовленный тобой кофе, как только окажемся дома? - подмигивает, немного ухмыляясь, надеясь на его весёлую (по её мнению) реакцию, хотя самая весёлая всегда у окружающих, ведь саша с айрин уже привыкли к таким своим сугубо дружеским проявлениям внимания, что остальные считают привилегиями парочек.
она за эти недели работы без продыху уже настолько привыкла к этому автоматному кофе, что он даже перестал быть отвратительным, она даже вкус его чувствовать перестала, настолько привыкла. наверное, можно привыкнуть ко всему плохому? может она сможет привыкнуть и к проживанию с кем-то помимо саши? может всё будет не настолько плохо? может просто её воображение рисует слишком страшные картины и родители не продадут её кому-то настолько страшному и опасному для неё и окружающих? может... пора перестать думать вообще? или сбежать? айрин снова уходит в свои мысли слишком далеко, чтобы обращать внимание на реальность и даже такого важного и родного человека рядом, за что он обязательно на неё обидится, но может именно его надутые от обиды губы и щенячий взгляд заставят её выпрыгнуть из этой ямы, куда сама себя закапывает. слишком тяжёлый вздох. отпусти всё хотя бы на пару минут. хотя бы ради саши, ладно?
- мои поздравления, мистер ланской, - одобрительно похлопывает по спине, потому что раньше была уверена, что он не рискнёт на такую авантюру сам и никого из знакомых не отпустит. но она ошибалась. он герой, по крайне мере, в её глазах, даже прямо сейчас. она ведь уверена, что это решение ему далось нелегко, а если вспомнить его отца, то слово «нелегко» совсем не подходит к ситуации. может ему пришлось даже сложнее, чем ей, они слишком долго вот так по душам не разговаривали, чтобы она могла знать все детали (и в этом её вина). - хотел перемен? хотел доказать кому-то или самому себе, что ты способен на многое? хотел проверить себя на прочность? вариантов много, могу продолжать, - делая глоток после каждого вопроса уже немного остывшего кофе, ставя после стаканчик на землю, чтобы не мешался или, не дай бог, не был разлит на такие важные для них белые халаты. - людям всегда нужна помощь, а там, где очень горячо, особенно, но морально готовься к тому, что за спасение жизни будут благодарить бога, в принципе, как и здесь, а главными супергероями станут люди в камуфляже, а не ты. - обидная правда жизни любого врача, будто его усилия и работа совсем не нужны и не важны, что иногда и злиться заставляет. ты борешься со смертью каждый день, чтобы за это благодарили кого-то другого. - ты... боишься? - спрашивает осторожно, боясь задеть и обидеть, ведь на этот вопрос в данной ситуации не существует отрицательного ответа. она тоже боится. за него. - это нормально. бояться нормально, - кладя руку поверх его, сжимая и поглаживая большим пальцем, будто это единственная поддержка, которую она может оказать. - но я в тебя верю, ты обязательно со всем справишься и самое главное - обязательно вернёшься живым, пообещай, - протягивает мизинец, будто они совсем дети и этот ритуал их главное спасение.
улыбка исчезает с лица, а она не знает, как начать говорить о своих проблемах связанных с этой опасной во всех смыслах поездкой. а стоит ли делиться? пара минут тишины, чтобы принять решение, тяжело вздохнуть в очередной раз и улечься ему на колени, будто они совсем одни в своей квартире, а не в парке, где очередной коллега может увидеть и разнести по всей больнице новую историю их большой любви. - у тебя самые удобные колени в этом мире, поэтому оправдывай это звание, - как бы умоляет, не сбрасывать и не ругаться, вдруг у него снова новая любовь всей жизнь объявилась, а тут она со своими «романтичными» штучками влюблённых парочек. смотрит куда-то вдаль и совсем не поворачивается к саше, даже взгляда не бросает, боится, что он увидит её настолько слабую, настолько сломанную, настолько готовую исчезнуть как по щелчку пальцев. пусть такую её и позволено видеть лишь ему, но не сейчас, ему хватает и своих страхов, своих сомнений, она должна казаться сильной. ради них двоих.
- мой чемодан уже собран, сэр джонстон мне самой первой предложил эту поездку, знал, что обижусь, если он этого не сделает, - она бы засмеялась и может совсем по-детски показала язык, как раньше, не будь столько проблем на её хрупких плечах и образа железной леди, что кажется трещит по швам в эти секунды. - правда, не думала, что за такую помощь нуждающимся придётся платить весьма высокую цену, - сдалась, не выдержала, всё-таки рядом с ним она не может держаться, от него не может хранить никаких тайн и секретов, пусть и будет и дальше справляться со всеми своими проблемами сама, но рассказать о них обязана, чтобы не удивился_разозлился, услышав это от кого-то другого. - мой отец был против, обрывал телефон несколько недель подряд. сначала уговаривал застраховать жизнь, думая, что это меня испугает, но... угадай, кто оказался не таким уж трусом и теперь его жизнь официально стоит не пару серебряных монет? - молча поднимает руку, будто на уроке, показывая, кто такой бесстрашный и дорогой (во всех смыслах) человек в радиусе пяти сантиметров. - отец получит выгоду даже с моей смерти, - настолько бездушно, будто уже давно самостоятельно заказала себе гроб и оплатила место на местном английском кладбище, чтобы с семьёй кроме фамилии ничего не связывало. снова долго молчит, боится, что начнёт лить слёзы, как только заведёт этот разговор, он сложный даже в её мыслях, насколько же сложным он станет, если она всё же решится открыть рот?
- помнишь, мы вместе смотрели «the crown»? «елизавета - моя гордость, маргарет - моя радость». так вот в семье бэ роль гордости отведена... - снова поднимает руку, указывая на себя, будто вообще существовали какие-либо другие варианты. - мне разрешили поехать туда, где горячо, только в случае моего согласия на знакомство с.... женихом, как только вернусь обратно, - ей было так трудно это сказать и сдержать слёзы, ей просто обидно. обидно за саму себя и сломанную жизнь, которая, кажется, с самого рождения не принадлежала ей. - в первый же день дала согласие на поездку сэру джонстону, поэтому не могла отказать отцу, ведь... как я приду и откажусь от поездки? это же будет означать, что я струсила! - голос немного дрожит, но она надеется, что саша не заметит. пожалуйста. - это согласие даже закрепили нотариально, буквально вчера передала отцу заверенные документы через его друга, что по делам в лондон прилетал, - усмехается, ведь это так смешно, что отец не верит в её слово, хотя она никогда его не нарушала. никогда. всегда следовала его приказам. - вот и думаю теперь, если появится шанс не возвращаться из поездки, наверное, стоит им воспользоваться. сбежать перед возращением, сменив имя, а может даже внешность? подставиться под пули и вернуться грузом 200? выйти замуж там за первого встречного, чтобы избежать знакомства с кем-то, кого выбрал отец? каждый день, нет, каждую минуту в голове всплывают всё новые варианты и уже не знаю, как с ними справляться, отмахиваться не получается. - она больше не может сдержать слёзы, старается не всхлипывать, чтобы саша не заметил, и под щёку подкладывает ладошку, чтобы не намочить своими солёными каплями сашины штаны. - а если он старый? а если он будет поднимать на меня руку? а если он потребует завязать с работой и сидеть дома? а если он какой-нибудь придурок с мафиозными замашками? мало того, что после свадьбы придётся вернуться в корею, где в больнице отца снова придётся доказывать всем, что я хороший специалист, что попала не просто по родственным связям... я ведь там чужая... - больше она не может выдавить из себя ни слова. решает, что важнее заняться остановкой своих же эмоций, что сейчас больше в слёзы обращаются. ей ведь ещё работать, никто не должен увидеть её такой разбитой и с красными глазами. никто. почти незаметно старается утереть слёзы и избавиться от хрипотцы в голосе, немного прокашлявшись, и наконец-то даруя свободу сашиным коленкам, избавляя от тушки в лице себя.
телефон нагло вибрирует в кармане, сообщая о массовой аварии где-то поблизости, а значит в отделении скорой помощи, где она сегодня дежурит последнюю не свою смену, скоро будет аврал, стоит поторопиться. подпрыгивает со скамейки, готовая прямо сейчас сбежать на всех парах, но разворачивается, стараясь улыбаться как можно нежнее человеку, в чьи глаза так пристально смотрит. они успокаивают. целует в щёчку, пока есть возможность, ведь не допрыгнет, если саша встанет, - спасибо, что выслушал, и прости, что вывалила на тебя столько ненужной информации и своих проблем. правда, прости и... - телефон снова вибрирует уже звонком от коллеги со скорой, - мне пора бежать, прости, мой герой, - ей хотелось сказать ещё многое, поддержать его, обнять, забрав весь его страх от скорой поездки в горячую точку себе, как и неудачи, если поджидают, чтобы хотя бы один план её побега сработал (она бы правда забрала все пули и осколки себе, не давая им задеть сашу). ей хотелось остаться в этой их свободе вне родительских планов ещё хотя бы на пару месяцев, чтобы ко всему подготовиться хотя бы морально (пусть и не получится, она уверена). ей хотелось бы пожелать ему счастья, если больше не удастся этого сделать.
айрин уверена, что обязательно всё скажет и пожелает как минимум в последнем рейсе из горячей точки, даже если рядом будет кто-то сидеть и подслушивать. главное, чтобы они оба смогли со всем справиться и выжить, ведь иначе она не сможет воплотить этот замысел в жизнь.